ельства
  России.
   В таком состоянии он для моего дела был не просто бесполезен, а даже в
  некотором роде опасен: если все пойдет по задуманному сценарию, мне придется
  по ходу действия заниматься диверсионной работой разного пошиба, которая без
  посвящения Тэда в некоторые детали будет просто невозможна. А для того,
  чтобы посвятить его в мои планы без риска, со стороны англичанина необходимо
  минимум сочувствие, а его-то и не было. Тэд придерживался своей точки зрения
  и за все время ни разу не вспомнил о цели моего путешествия и своем обещании
  помочь. В ходе перемещения по чеченской земле он нащелкал своей "Коникой"
  множество фотографий разрушенных в результате бомбежки чеченских домов,
  женщин со скорбными лицами, одетых в черное, и диких пацанов, которые
  показывали нам поднятый вверх средний палец. Эти фотографии он снабжал
  письменными комментариями, суть которых сводилась к одному: это сделали
  российские оккупанты.
   Да, я оказался паршивым агитатором и идеологом - мне так и не удалось
  переубедить Тэда или хотя бы посеять сомнения в его твердом
  мировоззренческом убеждении относительно чеченской войны.
   Это сделали сами "чехи". Причем - на удивление быстро и без каких-либо
  потуг - как бы самопроизвольно.
   Два дня мы общались с различными представителями чеченского народа из
  близлежащих сел и до боли в глазах любовались представленными нам довольно
  однообразными видеофильмами, показ которых сопровождался проникновенными
  комментариями очевидцев