где она бывает), и Пайл незаметно улетучился у меня из
  памяти. Я даже не сказал о нем Фуонг, когда мы сели обедать в нашей
  комнате по улице Катина и она надела свое самое красивое шелковое платье в
  цветах, - ведь в тот день исполнилось ровно два года с тех пор, как мы
  встретились в "Гран монд" в Шолоне.
  
  
   Никто из нас не помянул о нем, когда мы проснулись наутро после его
  смерти. Фуонг встала раньше меня и приготовила чай. Нельзя ревновать к
  покойнику, и в то утро мне казалось, что прежнюю жизнь легко начать
  сначала.
   - Ты будешь ночевать сегодня здесь? - спросил я Фуонг небрежным тоном,
  жуя рогульку.
   - Мне придется сходить за вещами.
   - Там, наверно, полиция, - сказал я. - Пожалуй, лучше мне пойти с
  тобой.
   Ближе в тот день мы не коснулись темы о Пайле.
   Пайл занимал квартиру в новой вилле, недалеко от улицы Дюрантон - одной
  из тех магистралей города, которые французы постоянно делили на части в
  память о своих генералах; таким образом улица де Голля, после троекратного
  деления, стала и улицей Леклерка, а та в свою очередь рано или поздно
  вдруг станет и улицей де Латтра. Сегодня должна была прилететь из Европы
  какая-то важная персона: вдоль всего пути к резиденции верховного
  комиссара через каждые двадцать шагов лицом к тротуару выстроились
  полицейские.
   У дома Пайла, на дорожке, посыпанной гравием, стояло несколько
  мотоциклов.