ерент, Марина Ивановна, встретила его немым вопросом. Ефим всегда
  поражался ее умению определить присутствие проблемы.
   - Зайди ко мне, - сказал он.
   - Срочно?
   - Не горит, но и не тяни.
   - Хорошо.
   Через десять минут она сидела напротив. Ровно столько времени, по ее
  мнению, понадобилось, чтобы хмурый вид шефа и ее срочный вызов не вызвал
  тревожных умозаключений персонала.
   "Умница", - оценил маневр Ефим. Она и была умницей. И отличницей. Хотя в
  свое время попортила ему немало крови.
   Береславский никогда не считал своей обязанностью посещать лекции, а
  Марина, бессменный староста их группы и курса одновременно, считала именно
  так. Как же нудно она пилила прогульщика! Как же тоскливо было ее слушать!
   Ефим бы и не слушал, но именно Маринка давала ему перед экзаменами свои
  подробнейшие конспекты, написанные к тому же самым разборчивым на курсе
  почерком! Все политэкономии, марксистско-ленинские философии, а главное -
  страшные в своей толщине "первоисточники" он постиг посредством Маринкиных,
  в зеленой клеенчатой обложке, "общих" тетрадок по 44 коп. Десять таких он
  однажды подарил ей на день рожденья, вызвав полное понимание у собравшихся.
   И именно Маринка, долбавшая его на каждом собрании, - а уж в ее-то группе
  они проводились регулярно! - отстояла Ефима, когда у того случились проблемы
  с КГБ. Нет, он никогда не был диссидентом - слишком отстранен был от
  происходящих в обществе