с-ленчи по три у. е.
  за персону. И еще там был трехцветный кот Адидас, которого, с молчаливого
  согласия директора Ашота, Ефим, к обоюдному удовольствию (Ефима и Адидаса),
  прямо со стола подкармливал.
   Ашот приветствовал Ефима радостной улыбкой. Может, радовался участившимся
  визитам постоянного клиента, а может, просто радовался. Береславский тоже не
  всегда мог отличить нюансы этого чувства при приходе симпатичных Ашоту
  заказчиков.
   Адидас был уже тут как тут. Его морда изображала широкую кошачью улыбку,
  предвкушая обильную совместную трапезу.
   Ресторанчик был пуст. Из восьми маленьких столиков были заняты только
  два: Ефимов и соседний, за которым, потягивая пиво и заедая солеными
  сушками, расположился местный пожилой музыкант армянин с непонятным
  национальным инструментом наподобие скрипки.
   Ашот быстро принес закуску: вареный язык с хреном и зелень. Адидас
  запрыгнул на высокий стул (он бы и на стол запрыгнул, но Ефим в таких
  случаях бывал груб) и совершенно недвусмысленно облизывался. На тарелке
  лежали четыре кусочка. Береславский разрезал один кусочек пополам, три с
  половиной подвинул к себе, а половинку положил на салфеточке на край стола.
  Такое деление, с учетом весовых пропорций участников трапезы и
  одностороннего финансирования проекта, было более чем справедливым.
   Адидас встал на задние лапы, передними оперся на край стола и неторопливо
  (он уже знал,