менте что-то негромкое.
   В пустом зале в центре Москвы звучала тихая, непривычная для европейского
  уха музыка. Под нее не станцуешь на дискотеке. Ей даже не подпоешь. Но она
  чудесным образом ложилась Ефиму на душу.
   Береславский совсем не был знаком с армянской музыкальной культурой. О
  чем думал создатель мелодии? Может, автор сидит напротив? А может, это был
  Комитас, сошедший с ума после страшной резни в Турции? Или ее написали на
  десять веков раньше? И по какому поводу? Оплакивали павших? Провожали на
  войну? Вряд ли. Мелодия, несмотря на печаль, не была трагической. Она была,
  как жизнь тех, кто ее написал, воспроизводил и слушал.
   Ефиму вспомнилось древнее хранилище книг под Ереваном: Матенадаран. На
  одной из страниц, написанной чуть ли не в третьем веке, он тогда разглядел
  явно чужеродную надпись.
   - Что это? - спросил Береславский у экскурсовода, тихой женщины с
  печальными, как и у большинства армян, глазами.
   - Это хулиганы, - сверкая очками, неожиданно вскипела хранительница. -
  Только хулиганы могли осквернять книги!
   - А... когда произошло это осквернение? - пошел до конца Ефим.
   - Точно неизвестно. От десятого до двенадцатого века.
   Она не простила средневековую шпану. И прощать не собиралась.
  Береславский улыбнулся, но хранительницу зауважал.
   ...Ефим и Адидас покончили с обедом. Музыкант закончил игру.
   Ефим вытер рот салфеткой. Адидас - предварительно облизанными