оползла
  сквозь дорожное игольное ушко и вырвалась на оперативный простор. Ефим
  поддал газа, приоткрыл окошко, выдувая из салона накопившиеся в "пробке"
  выхлопы (режим фильтрования в кондиционере не работал, а за починку просили
  много денег), и стал наслаждаться быстрой ездой.
   Как оказалось, недолгой.
   Уже через пять минут вольного полета показалось новое столпотворение. Это
  было слишком: время - "непробочное". Но что было, то было. Железные ряды
  авто, перистальтически подергиваясь, подтягивались к светофору, а вдоль
  машин прохаживались и прокатывались на колясках инвалиды - новая примета
  столичных пробок. Все они были в камуфляже, выставляя на обозрение обрубки
  ног и рук.
   Кто поскромнее, просто двигались вдоль машин. Кто поактивнее - стучали в
  окна и требовали жалости.
   Ефим никогда не подавал на перекрестках. Во-первых, он имел информацию о
  структуре этого бизнеса. А во-вторых, в пробках поддатые инвалиды легко
  могли оказаться под колесом, и Береславский не хотел даже косвенно
  способствовать этому.
   Он демонстративно отвернулся от очередного, идущего обходом, страдальца.
  Тот прошел мимо "сотки" и остановился у впереди стоящего "Лэндкрузера".
  Владельцы джипов, по наблюдениям Ефима, в среднем были более сентиментальны.
  Вот и здесь окно открылось, и рука, щедро украшенная татуировкой, протянула
  инвалиду несколько бумажек. Тот торопливо их принял, и, не благодаря,
  неловко