себя.
   - Успокоился? Я тебя в зону не загонял. Свинья грязь ищет сама.
   - У нас на поселке подломили ларек. И порезали ларечника, - неожиданно
  спокойно сказал Атаман.
   - Ну и что?
   - Участковый пришел, спросил, когда у меня день рожденья. Я еще удивился.
  Ты за меня на нож полез. Этот днем рожденья интересуется. У меня мать и то
  не помнила.
   - Ну и что?
   - Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку
  ставить*. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся**, пришел к
  нему. Он испугался, говорит, нажали.
   - А ты что, не при делах был?
   - Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?
   Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он
  внимательно посмотрел Атаману в лицо.
   У Атамана от напряжения свело челюсти.
   - Ты веришь? - Он облизал пересохшие губы.
   - Не знаю. Похоже, верю... - задумчиво произнес Ефим. - А где ж ты был,
  когда ломали ларек?
   - У тебя, - осипшим голосом сказал Атаман. - В больнице. Тебя
  выписывали...
   Некоторое время они сидели молча.
   - Тебя встречали родители. На белых "Жигулях". А до этого приезжала
  девчонка, совсем рыжая.
   - Анька, - машинально подтвердил Ефим.
   - А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь
  приезжал. А до того вечером - Француз...
   - Ты что, всю ночь там околачивался?
   - А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале