огда-то он был кожаным и
  модным, и я гордился его приобретением. Теперь - валялся там под кипой
  бумаг. Очень жалко выкидывать вещи, которые тебе нелегко достались. Проще
  забросить в дальний угол.
   Я подошел к секретеру и показал на исцарапанную Вальком дверцу:
   - Там.
   - Открывай, - усмехнулся старший. Он совсем не боялся меня. Просто его
  так учили.
   Я еще раз всхлипнул, утер левой рукой вновь выступившую на губе кровь и
  вытер ее о брюки, а правой открыл секретер. Ручка и край портфеля
  выглядывали из-под бумаг.
   Тишину в комнате прервал громкий голос Шевчука. Это кассета перемоталась
  и пошла по второму кругу. Старший вздрогнул, потом нахмурился, потом
  засмеялся и шагнул вперед. Теперь я стоял у него за спиной.
   - Все, толстяк, будешь жить, - пообещал он.
   Сказанное было неправдой, но ни его, ни меня это уже не волновало. Он
  совсем перестал принимать меня во внимание. Я был жалким раздавленным
  червяком, чью жену насилуют в соседней комнате. Вот это было правдой.
   Но правдой было и шило, которое я изо всех сил воткнул ему в левый бок. И
  это было совсем не трудно. Потому что я - левша. И у меня с детства сильные
  пальцы. А что касается моральных мук, то я не испытал ничего на них
  похожего. Я боялся только одного: попасть в ребро. Тогда бы я его не убил.
   Я ударил его раз, выдернул шило и ударил еще и еще. Револьвер выпал из
  его руки. Рот удивленно открылся. Длинное