а" довольно
  резко повернула направо, подставив под обзор свой бок. Пассажиров на палубе
  не было. Капитан, видно, решал личные проблемы, гуляя по ерику лишь чуть
  шире судна.
   Я расхохотался, спустился к воде и умылся. Потом вернулся к Анюте. Она
  спала на боку, подложив под голову руку. Юбка здорово задралась, обнажив
  красивые и крепкие Анькины ноги. И не только ноги: я же сам ночью и
  отшвырнул, что мешало.
   Я встал на колени, приблизился к ее лицу и поцеловал в губы. От нее
  смешно, как от ребенка, пахло молоком. Мне в ней нравилось все! Я обнял ее,
  теплую, доверчивую, перевернул на спину. Она капризно поворчала, но сама
  помогла мне, и через минуту мы с ней уже летали в облаках.
  
   Мы не успели пожениться по чистой случайности. Никто не верит, но мой
  паспорт сжевала корова. Было невтерпеж, и мы с ней устроились ночью в стоге
  прямо за моим домом. Все было здорово, но из кармана рубашки выпал паспорт.
  Утром я побежал искать, однако сено, умятое нашими разгоряченными телами,
  дед уже скормил корове. Дед у меня полуслепой, что с него взять! Еще меньше
  претензий к Милке. Короче, я нашел только обрывок красной обложки. И ушел в
  армию холостым.
   После "учебки" в вагонзаках сопровождал заключенных. Вот почему, едва
  попав за ворота тюрьмы, узнал запах. Он един для всех тюрем, хоть каменных,
  хоть на колесах. Приехав из очередного рейса, получил письмо из Каменки. Не
  от мамы. И не от Аньки.