у нас никого
  нет, и ты можешь забыть запереть ее, когда у нас кто-то будет. Так что
  изволь запирать дверь всегда.
   Рэмбо было здесь также холодно, как и в кабинете Добзина, он дрожал.
  Ему казалось, что лампы на потолке чуть ли не касаются его головы, но
  все равно было слишком темно. Железо и цемент. О Господи, напрасно он
  позволил Тислу привести его сюда. Когда они шли от судьи, надо было
  вломить Тислу и убежать. Уж лучше спастись бегством, чем провести здесь
  тридцать пять дней.
   Но, сказал он себе, какого же черта ты ожидал? Сам напросился, разве
  нет? Не захотел уступить.
   Вот именно - не захотел. И сейчас не хочу. Если меня запрут, это еще
  не значит, что мне конец. Буду сопротивляться. Чтобы когда придет время
  отпустить меня на свободу, Тисл вздохнул бы с облегчением.
   Конечно, ты будешь сопротивляться. Смех да и только. Посмотри на
  себя. Ты уже дрожишь. Ты же знаешь, что тебе никак нельзя сидеть в
  камере. Двое суток в тесной камере - и ты свихнешься.
   - Вы должны понять, что мне здесь нельзя оставаться. - Это сорвалось
  с языка против его воли. - Сырость. Я не выдержу пребывания в сыром
  месте.
   Когда Рэмбо попал в плен, его долго держали в камере, где земляной
  пол был вечно сырой.
   Вот и расскажи ему об этом, черт возьми.
   Но он еще решит, будто я его умоляю.
   Ну вот, подумал Тисл, сейчас, когда уже поздно, парень пришел в
  чувство и пытается