дьбе люди устали, многие
  натерли ноги.
   Я выставил секреты для наблюдения за станцией, переездом и дорогой.
   Лиде Шерстневой приказал развернуть рацию и передать в Москву, что
  мы приземлились правильно и ищем звено Кочеткова.
   Вдруг бойцы из секрета подводят к нам трех человек. Смотрю -
  сияющие, радостные лица: разведчики Кочеткова.
   - Лида, отставить передачу!
   Пошли прямо в лагерь Кочеткова.
   Радость встречи трудно передать. Наперебой стали рассказывать
  новости: мы о Москве, они о здешней жизни.
   Стехов со своими товарищами уже был здесь, в лагере Кочеткова, но о
  Саше Творогове и Пашуне по-прежнему никто ничего не знал. Как в воду
  канули люди!
   Не все гладко прошло и у Кочеткова. Когда его группа выбрасывалась,
  один - уже пожилой партизан, Калашников, - повис на парашюте между
  деревьями на довольно большой высоте. Его долго искали, наконец нашли.
  Калашников, как увидел своих, не стал дожидаться, пока его снимут,
  взял финку, обрезал у парашюта стропы и упал на землю. Встать он уже
  не мог - одна нога оказалась сломанной. Теперь он лежал в землянке, у
  железнодорожного сторожа, в полукилометре от станции Толстый Лес, а
  наш доктор, Цессарский, и партизаны тайком навещали его каждый день.
   За какой-нибудь час нам приготовили обед. Меня угостили печенью
  жеребенка, зажаренной на свиной тушенке. Получилось довольно вкусно.
   Нельзя было терять ни минуты.