етащить к себе старых, в числе
  которых я занимал особое место, так как стал "власовцем" еще в бытность его
  командиром роты.
  
  Утром девятнадцатого августа, сразу после того, как по радио объявили о
  введении на территории СССР чрезвычайного положения, я построил полк и
  произнес пространную речь. из которой личному составу было совершенно
  непонятно, что произошло в нашей стране, но было ясно одно: нужно
  продолжать выполнять свои непосредственные обязанности, постараться
  избежать контактов с населением города Вентспилса в котором располагался
  штаб полка, и воздержаться на время от политических разговоров. Сам я был
  ни за "красных", ни за "белых" и, читая газеты, мало вникал в суть
  разногласий между стойкими партийцами и так называемыми демократами. Тем не
  менее мне, как и всем остальным, было ясно, что "баржа дала течь" и что
  несколько толстых тетрадок с конспектами классиков марксизма-ленинизма,
  которые я, матерясь от злости, успел составить за пятнадцать лет
  безупречной службы, скоро отправятся в помойку.
  
  Мне было интересно наблюдать за изменениями в поведении политработников.
  Одни резко притихли и читали солдатам лекции со скучными выражениями лиц,
  на которых без труда читалось: "Братцы, мне весь этот маразм осточертел
  больше, чем вам, но... служба". Другие явно фрондировали. Третьи