ра напрямую зависела от состояния здоровья (я и в дальнейшем тщательно
  скрывал эту травму от командования и даже ухитрился пройти медкомиссию в
  академию, со скрежетом зубов выполнив программу физподготовки).
  
  Пожилой невропатолог, муж маминой подруги, долго исследовал мои рефлексы, а
  затем направил на рентген. Поизучав несколько минут снимок моего
  позвоночника, он попросил мать выйти, чтобы поговорить со мной "как мужчина
  с мужчиной".
  
  - Ты военный, будущий офицер, - сказал он, пристально глядя мне в глаза.
  Что ты хочешь услышать?
  
  - Давайте правду, - сказал я, замирая от страха. Богатое воображение уже
  рисовало мне судьбу Николая Островского (но без литературной известности,
  разумеется).
  
  - Травма серьезная, и последствия я тебе предсказать не берусь, так как
  позвоночник штука капризная и, по-моему, изученная еще меньше, чем головной
  мозг. Возможен паралич через несколько лет. Ну а то что мужиком скоро
  перестанешь быть, это наверняка.
  
  - Что же мне делать? - спросил я, изо всех сил стараясь выглядеть мужчиной.
  
  - Не знаю, что и посоветовать. На Бога надейся. В Бога веруешь?
  
  Я отрицательно покачал головой.
  
  - Напрасно.
  
  С тех пор я жил в ожидании неизбежного. Женщин старательно избегал, что
  было, в общем-то, нетрудно, так как особой тяги к ним я не чувствовал и до
  травмы.