мерщвления саддамовского наемника. (На мне была форма
  подполковника.) Затем они осторожно подняли меня и понесли. Сопротивляться
  не было сил.
  
  Минут через сорок меня внесли в небольшой особняк окруженный высокой
  кирпичной стеной. В комнате без окон горели факелы, а посредине лежал
  огромный плоский камень черного цвета. "Курды" положили мое тело на камень
  и принялись стаскивать с меня одежду. Судя по всему, готовилось какое-то
  языческое жертвоприношение, но движения их были очень осторожными, а лица
  даже выражали сочувствие. Спустя пять минут я, голый, как Адам в раю, лежал
  на спине, устремив взгляд в потолок. Прикосновение к камню было приятно,
  несмотря на дикую боль. Я молча ждал своей участи. За те несколько минут,
  которые я пролежал в одиночестве на черном камне ("курды", раздев меня,
  молча удалились), в мозгу пролетела вся прожитая жизнь. Причем не в форме
  мысленных воспоминаний, а как в кино. Я видел себя в детском возрасте,
  причем все ситуации, как кинокадры возникающие перед моим взором, были
  обязательно связаны с какими-нибудь горестями, имевшими место в далеком
  прошлом. Некоторые уже были давно забыты. Все было в ярких красках на
  каком-то светло-синем фоне.
  
  Послышался скрип отворяемой двери, и я открыл глаза. Видения исчезли, а в
  ногах у меня стоял высокий, седой как лунь,