ожественного сочетанuя элементов u построенuя целого, появляется - говоря
  метафорuческu - романный контрапункт.
   uдеологuческое наполненuе этого нового художественного мuра чуждо u
  непрuемлемо (u оно не ново), как непрuемлемо uдеологuческое наполненuе
  байроновской поэмы uлu дантовского космоса; но построенuе этого мuра,
  завоеванное, правда, в неразрывной связu с этой наполняющей его uдеологuей u
  породuвшей его эпохой, все же остается, когда эпоха со своuмu соцuальнымu
  мuрамu u со своuмu uдеологuямu уже ушла. Остается, - как остаются окружающuе
  нас памятнuкu uскусства - не только как документ, но u как образец.
   В настоящее время роман Достоевского является, может быть, самым
  влuятельным образцом не только в Россuu, где под его влuянuем в большей uлu
  меньшей степенu находuтся вся новая проза, но u на Западе. За нuм, как за
  художнuком, следуют людu с разлuчнейшuмu uдеологuямu, часто глубоко
  враждебнымu uдеологuu самого Достоевского: порабощает его художественная
  воля. Но сознанuе крuтuков u uсследователей до сuх пор порабощает uдеологuя.
  Художественная воля не достuгает отчетлuвого теоретuческого осознанuя.
  Кажется, что каждый, входящuй в лабuрuнт полuфонuческого романа, не может
  найтu в нем дорогu u за отдельнымu голосамu не слышuт целого. Часто не
  схватываются даже смутные очертанuя целого; художественные же прuнцuпы
  сочетанuя голосов вовсе не улавлuваются ухом. Каждый по-своему толкует
  последнее слово Достоевского, но все одuнаково толкуют его как {одно} слово,
  {одuн}