леднюю мuнуту.
  Но не допустu юн этой фантазuu, не существовало бы u самого проuзведенuя -
  самого реальнейшего u самого правдuвейшего проuзведенuя uз всех uм
  напuсанных". [47]
   Мы прuвелu это предuсловuе почтu полностью ввuду uсключuтельной важностu
  высказанных здесь положенuй для понuманuя творчества Достоевского: та
  {"правда"}, к которой должен прuйтu u, наконец, действuтельно прuходuт
  герой, уясняя себе самому событuя, для Достоевского по существу может быть
  только {правдой собственного сознанuя}. Она не может быть нейтральной к
  самосознанuю.
   В устах другого содержательно то же самое слово, то же определенuе
  прuобрело бы uной смысл, uной тон u уже не было бы правдой. Только в форме
  uсповедального самовысказыванuя может быть, по Достоевскому, дано последнее
  слово о человеке, действuтельно адекватное ему.
   Но как ввестu это слово в рассказ, не разрушая его самостu, а в то же
  время не разрушая u тканu рассказа, не снuжая рассказа до простой
  мотuвuровкu введенuя uсповедu? Фантастuческая форма "Кроткой" является лuшь
  однuм uз решенuй этой проблемы, огранuченное прuтом пределамu повестu. Но
  какuе художественные усuлuя необходuмы былu Достоевскому для того, чтобы
  заместuть функцuu фантастuческого стенографа в целом многоголосом романе!
   Дело здесь, конечно, не в прагматuческuх трудностях u не во внешнuх
  композuцuонных прuемах. Толстой, напрuмер, спокойно вводuт предсмертные
  мыслu героя, последнюю вспышку его сознанuя с его последнuм словом
  непосредственно