общественно-социальных сил в катастрофические по
  своим последствиям двадцатые и тридцатые годы. Бесполезно было объяснять
  членам исторической секции ученого совета, что его диссертация - это попытка
  дать самостоятельную, оригинальную интерпретацию событий, а не официальный
  документ. Непростительный грех Ченселора состоял в том, что он вложил в уста
  реальных исторических деятелей вымышленные слова. Для ученых мужей Парк
  Фореста такой подход оказался абсолютно неприемлемым. Однако Ченселор знал,
  что, с их точки зрения, он допустил и другой, еще более серьезный, промах.
  Он писал страстно, взволнованно, а в научных трудах не должно быть эмоций.
   Утвердившийся в научной литературе тезис о том, что финансовые заправилы
  будто бы не имели ничего общего с шайкой психопатов, прибравших к рукам
  Германию после падения Веймарской республики, был заведомо ложным. На самом
  деле, как писал в своей диссертации Ченселор, межнациональные корпорации
  едва успевали удовлетворять аппетиты волчьей стаи нацистов. И чем сильнее
  становилась стая, тем значительнее расширялась конъюнктура рынка.
   Ченселор опровергал также утверждение о том, что ради экономических выгод
  финансовые магнаты делали вид, будто не замечают, какие цели ставят перед
  собой германские фашисты и какими пользуются методами для их достижения. Не
  замечали?
   Черта с два! Поначалу они относились к фашистам терпимо, а потом - по
  мере стремительного роста прибылей