комнат и двое крепких парней. Произошло это осенью
  тысяча девятьсот двадцать третьего года в Нью-Йорке. Той весной мне с
  трудом удалось найти себе дрянную работенку в одном из нью-йоркских
  журналов; будучи крайне стеснен в средствах, я принялся обходить
  дешевые меблирашки в поисках относительно чистой, хоть сколько-нибудь
  прилично обставленной и не слишком разорительной по цене комнаты.
  Скоро выяснилось, что выбирать особенно не из чего, однако после
  долгих изматывающих поисков я нашел-таки на Четырнадцатой Западной
  улице дом, вызывавший несколько меньшее отвращение, чем все те, что
  были осмотрены мною прежде.
   Это был большой четырехэтажный особняк, сложенный из песчаника лет
  шестьдесят тому назад, -- то есть, возведенный примерно в середине
  сороковых, -- и отделанный мрамором и резным деревом. Пансион, вне
  всякого сомнения, знавал лучшие времена. Теперь же лишь отделка,
  некогда блиставшая роскошью, а ныне покрытая пятнами и грязными
  потеками, напоминала о давно ушедших днях изысканного великолепия.
  Стены просторных комнат с высокими потолками были оклеены обоями
  аляповатой и совершенно безвкусной расцветки и украшены лепными
  карнизами, воздух пропах кухонным чадом и многолетней неистребимой
  затхлостью, извечной жительницей домов, служащих лишь временным
  пристанищем небогатым постояльцам. Однако полы содержались в чистоте,
  постельное белье менялось достаточно часто, а горячую воду перекрывали
  достаточно редко; в общем, я решил, что здесь