Весеннего Ущелья, а затем вернулась обратно. У подножья холма
  тридцатифутовая полоса смятого кустарника вела вверх, и тут у наблюдателей
  перехватило дыхание, когда они увидели, что неумолимый след идет даже по
  наиболее отвесным, почти перпендикулярным земле участкам. Что же это было за
  кошмарное существо, если оно могло взбираться по практически вертикальной
  каменной стене; когда же исследователи взобрались по безопасным тропам на
  вершину, то обнаружили, что там следы кончаются, или, точнее сказать,
  поворачивают в противоположную сторону.
   Здесь было то самое место, на котором Уотли разводили свои костры и
  пели свои дьявольские песни у камня в форме стола в канун Мая и во время
  Хеллоуина. Теперь этот камень лежал в центре обширною пространства,
  истоптанного циклопическим страшилищем, а на его слегка вогнутой поверхности
  находились густые и зловонные остатки той же липкой смоляной массы, которую
  обнаружили на полу разрушенного дома Уотли в первый день данвичского
  кошмара. Очевидно, что страшилище спустилось по той же дороге, по которой
  сюда поднималось, но пытаться что-либо понять было бесполезным: логика,
  разум, и нормальные представления о причинности здесь явно не срабатывали.
   Ночь четверга началась примерно так же, как и предыдущие, однако
  закончилась куда менее удачно. Козодои в ущелье кричали с такой
  необыкновенной настойчивостью, что многие не могли уснуть, а где-то около
  трех часов ночи все телефоны вдруг зазвонили. Те, кто поднимал трубку,
  слышали,