однажды на
  своих санях по снегу и стал говорить что-то бессвязное группе зевак,
  собравшихся у лавки Осборна. С престарелым Уотли что-то случилось --
  появился какой-то дополнительный оттенок скрытности в его поведении и
  затуманенном сознании, превративший старика из объекта страха в его субъект.
  Помимо этого можно было заметить некоторые признаки гордости, позднее
  проявившиеся и у его дочери, а то, что им было сказано по поводу возможного
  отца ребенка, многие запомнили надолго:
   "Мне наплевать на то, что подумают люди -- если сынок Лавинии похож на
  своего папочку, то он и не может выглядеть так, как остальные, к кому вы
  привыкли. Не нужно думать, что се люди такие, как и те, что здесь живут.
  Лавиния много читала и видела такое, о чем вы только болтаете. Я так
  понимаю, что ее мужик ничуть не худший муж, чем любой по эту сторону
  Олсбери; а если бы вы знали про наши холмы то, что известно мне, то вы не
  пожелали бы ей венчания в церкви. Вот что я вам скажу -- настанет день и вы,
  ребята, еще услышите, как ребенок Лавинии прокричит имя своего отца с
  вершины Сторожевого Холма"
   Единственными, кто видел Уилбура в первый месяц его жизни, были старый
  Захария Уотли, еще из тех, прежних Уотли, и невенчанная жена Эрла Сойера
  Мэми Бишоп. Визит Мэми был вызван простым любопытством и ее последующие
  рассказы делают честь ее наблюдательности; Захария же пришел, чтобы привести
  пару олдернских коров, которых Старик Уотли купил у его сына Куртиса. Это
  событие положило начало серии