ься, ирландская вонючка, -
  напомнил Кених.
   Теперь его акцент стал еще заметнее. На мгновение террорист подумал, что
  понял прозвучавший в голосе намек, и его руки забились, как пойманные в
  ловушку птицы. Он пожалел, что обзывал немцев. Кених, чуть отодвинув
  пистолет от липа, позволил ирландцу расслабиться. Тот опустил руки и стал
  садиться, пытаясь изобразить подобие улыбки сквозь месиво помоев и пива,
  капавших с его лица. Кених ожидал, что тот будет храбриться, и приготовился
  к этому. Он решил убить этого ирландца в назидание другому, и это был
  подходящий момент.
   Он снова приставил пистолет к липу худощавого, и его рука напряглась, как
  поршень. Ствол прорубался сквозь губы, зубы, язык, его мушка ободрала небо
  ирландца. Тот давился, дергался, отшатываясь назад, кроваво кашлял, но дуло
  все еще было у него во рту. Если бы он мог, то закричал бы от боли.
   Быстрым рывком Кених убрал пистолет, разорвав при этом террористу рот, и
  тут же, оставив портфель, схватил жертву за куртку и ударил пистолетом. Еще,
  еще и еще. Движения были быстрыми и смертоносными. Они со свистом рассекали
  воздух, и можно было слышать только характерные звуки ударов. Последний
  удар, выбивший адамово яблоко, прикончил ирландца. Тот рухнул на скамью с
  разорванным носом и выбитым правым глазом, повисшим на жилке.
   Толстяк все это видел. Он не осмеливался даже на дюйм приподнять голову
  от стола. В полуобморочном состоянии он плюхнулся обратно в помои.