ьку в его газете "Эпок" ему дали трехдневный отпуск, а я -
  человек свободный, мы проведем наши пасхальные каникулы на берегу моря. Я
  ему даже не ответил, так как, во-первых, был очень сердит на него за его
  поведение, а во-вторых, потому что находил глупым любоваться океаном или
  Ла-Маншем как раз в самую мерзкую весеннюю погоду, которая длится каждый год
  две-три недели и заставляет нас сожалеть о зиме. Однако мое молчание его
  никоим образом не смутило: он взял в одну руку мой чемодан, в другую - свой
  саквояж, подтолкнул меня к лестнице и усадил в поджидавший у дверей экипаж.
  Через полчаса мы уже сидели в купе первого класса; наш поезд отправлялся на
  север - через Амьен на Трепор. Когда мы въезжали на станцию Креиль,
  Рультабийль спросил:
   - Почему вы не отдаете переданное для меня письмо? Я взглянул на него. Он
  догадался, что г-жа Дарзак была огорчена, не повидавшись с ним на прощанье,
  и написала ему. Особой хитрости в этом не было. Я ответил:
   - Потому что вы этого не заслужили.
   И я осыпал Рультабийля горькими упреками, на которые он не обратил
  внимания и даже не попытался оправдаться, что взбесило меня больше всего.
  Наконец, я протянул ему письмо. Он взял конверт, осмотрел его и вдохнул
  нежный запах. Поскольку я с любопытством за ним наблюдал, юноша нахмурился,
  пытаясь под внешней суровостью скрыть глубокое волнение, охватившее его.
  Чтобы окончательно сбить меня с толку, он прислонился лбом к окну и
  углубился в изучение пейзажа.
   - Так что же,