ебя прибавится сил, ибо ты поймешь, что тем, чего достигала, как ты думала, с помощью колдовства, обязана лишь своим собственным непознанным возможностям.
   - Нет, Норм. Неужели это так важно? Ты же сам назвал колдовство чепухой, безобидной забавой.
   - Теперь, когда о нем известно мне, оно перестало быть твоим личным делом. И, кстати, - добавил он почти зловеще, - насчет безобидности это еще как посмотреть.
   - Но почему сразу? - продолжала недоумевать Тэнси. - Почему не постепенно? Скажем, ты позволишь мне сохранить старые амулеты, если я пообещаю не заводить новых.
   Он покачал головой:
   - Нет, если уж отказываться, то как от спиртного - раз и навсегда.
   Голос Тэнси едва не сорвался на крик:
   - Норм, я не могу, понимаешь, я просто не могу!
   Внезапно она показалась ему большим ребенком.
   - Тэнси, ты должна.
   - Но в моем колдовстве не было ничего плохого? - Подмеченная Норманом детскость становилась прямо-таки пугающей. - Я пользовалась им не для того, чтобы причинить кому-то зло, я не желала невыполнимого, не просила, чтобы тебя сделали президентом Хемпнелла! Я всего лишь хотела защитить тебя!
   - Тэнси, успокойся. С какой стати тебе взбрело в голову защищать меня таким способом?
   - А, так ты думаешь, что добился всего в жизни благодаря исключительно своим собственным непознанным возможностям? Тебя не настораживают твои успехи?
   Вспомнив, что совсем недавно размышлял о том же самом, Норман рассвирепел:
   - Хватит, Тэнси!..
   - Ты думаешь, что все тебя любят, что у тебя нет ни завистников, ни недоброжелателей? По-твоему, здешняя публика - компания домашних кошечек с подстриженными коготками? Ты не замечаешь их злобы и ненависти! Так знай же...
   - Тэнси, прекрати немедленно!
   - ..что в Хемпнелле много таких, кто спит и видит тебя в гробу! И ты бы давно очутился там, куда тебя столь усердно спроваживают,