ра колледжа. Соутелл был немногим старше Нормана, однако по характеру смахивал то ли на глубокого старца, то ли на перепуганного юнца. Он вечно куда-то торопился, мучился нервным тиком и порой ходил сразу с двумя портфелями. Норман видел в нем одну из бесчисленных жертв интеллектуального тщеславия. Скорее всего, в свои студенческие годы Харви Соутелл позволил недалеким наставникам убедить себя в том, что обязан знать все обо всем, помнить вещие афоризмы классиков, к чему бы они ни относились, будь то средневековая музыка, дифференциальные уравнения или современная поэзия; быть в состоянии ответить со знанием дела на всякое замечание, даже если оно произнесено на мертвом или иностранном языке, и ни при каких обстоятельствах не задавать вопросов. Потерпев неудачу в своих отчаянных усилиях превзойти Бэкона, Харви Соутелл в итоге усомнился в собственной интеллектуальной пригодности, однако старался скрыть от ": окружающих это сомнение или по крайней мере забыть о нем за тщательным изучением разнообразных подробностей.
   На его узком, морщинистом личике с тонкими губами и высоким лбом отчетливо просматривались следы повседневных забот и житейских треволнений.
   Соутелл был донельзя взволнован.
   - Норман, у меня есть для вас кое-что интересное! Я с утра рылся в библиотеке и откопал докторскую диссертацию за 1930 год, озаглавленную "Суеверие и невроз"! - Соутелл показал Норману объемистую, отпечатанную на машинке рукопись, которая выглядела так, словно ее ни разу не открывали. - Любопытное совпадение, правда?
   Ведь ваша работа называлась "Параллелизм суеверий и неврозов". Хочу проглядеть эту штуку вечерком.
   Они шли быстрым шагом по направлению к столовой; студенты в коридоре с улыбками расступались перед ними.
   Норман искоса посматривал на Соутелла. Дурачок наверняка помнит, что его "Параллелизм" был опубликован в 1931 году; значит, волей-неволей зарождается