ис Соутелл метнулась к проигрывателю.
   - Я ошиблась, - сказала она. - Это какая-то модернистская музыка. Харви, будь добр, включи свет. Вот пластинка, которая мне нужна.
   Она поставила диск на другой проигрыватель.
   - В жизни не слышал ничего противнее, - заметил ее супруг.
   Норман наконец вспомнил. Однажды кто-то показал ему австралийскую трещотку. Та хитроумно сделанная деревяшка производила в точности такой же звук. Аборигены пользовались ею, чтобы вызвать дождь.
   - ..но если в наше время взаимного непонимания и напряженности мы непреднамеренно или с умыслом забудем, что всякое слово и всякая мысль относятся к чему-то, существующему в действительности, если мы позволим, чтобы нами овладела тяга к нереальному, к иррациональному...
   Норман вздрогнул. С пластинки вещал его собственный голос; он испытал странное чувство, словно перенесся назад во времени.
   - Удивлены? - справилась Ивлин Соутелл. - Это лекция по семантике, которую вы читали на прошлой неделе. Мы записали ее, как у нас принято говорить, "подпольно", через микрофон, установленный на кафедре лектора. Вы, должно быть, считали, что он применяется для усиления звука?
   Она приблизилась к большому студийному проигрывателю и принялась подкручивать рукоятки.
   - У нас не возникает трудностей, - щебетала она. - Мы можем накладывать друг на друга любые шумы, музыку и голоса. И...
   - ..Вам известно, что слова способны ранить и причинять вред. Сильнее же всего, вреднее всего слова, которые относятся к несуществующим предметам. Почему...
   Норман заставил себя улыбнуться. Он понимал, что уподобляется дикарю, который боится, что кто-то узнает его тайное имя, однако ему вовсе не нравилось, что Ивлин Соутелл забавляется с его голосом. Уж очень это смахивало на поиски уязвимого места.
   Тут ему пришлось содрогнуться в третий раз, ибо к доносившемуся из колонки голосу примешался