юдатели заметили на губах Хульды Ганнисон бледный красноватый след. Большего для победы не требовалось.
   Перед окруженной флаконами с кремом его собственной фотографией лежала кучка мелочи, медяков и серебра, - десятицентовиков и четвертаков.
   Норман мысленно обозвал себя олухом. Зачем он сюда пришел, любоваться на снимки? Он выдвинул наугад ящик, торопливо покопался в заполнявших его чулках, задвинул и взялся за ручку другого.
   И замер.
   Какие же глупости я творю, подумалось вдруг ему.
   Одновременно он осознал, что радостное возбуждение улетучилось. Как и в тот миг, когда он отвернулся от окна, мир словно застыл в неподвижности, будто выхваченный из чернильного мрака вспышкой молнии. В ушах зазвенело.
   Норман знал это ощущение: все было слишком реально.
   От двери на него внимательно взирал Тотем.
   Что толку доискиваться смысла там, где его нет и быть не может?
   А потому он потянул за ручку.
   Ящик застрял в пазах. Норман выдернул его одним рывком.
   В глубине ящика, у задней стенки, примостилась большая картонная коробка. Норман приподнял ее крышку и извлек одну из множества крохотных бутылочек со стеклянной пробкой. Это что, тоже косметика? Для пудры чересчур темная. Похоже, скорее, на геологический образец почвы. Какой-нибудь из бесчисленных кремов? Навряд ли.
   Может, земля из садика Тэнси?
   Норман повертел бутылочку в руках. Послышался звук, напоминавший шелест песка в песочных часах. Он заметил наклейку. На той четким почерком Тэнси было выведено: "Джулия Трок, Роузленд". Какая такая Джулия Трок? И почему слово "Роузленд" вызывает отвращение? Норман откинул крышку коробки и схватил второй флакон. Его содержимое было чуть покраснее, чем содержимое первого. Надпись гласила: "Филип Ласситер, Хилл". На третьем, чье содержимое вроде бы не отличалось по цвету от первого, было написано "Дж. П. Торндайк, Роузленд". Далее