гическим средством. Трещотка используется в качестве усилителя. Невидимая тварь у меня за спиной наблюдает за тем, чтобы я не сходил с назначенной мне дороги. Узкий коридор. Две недели.
   Как ни странно, он находил в этих мыслях нечто приятное. В них была какая-то дикая, черная, ядовитая красота, какая-то отравляющая, смертоносная прелесть. Они обладали очарованием невероятного, невозможного. Они содержали в себе намек на невообразимое. Они пугали, ужасали, внушали благоговейный трепет, но холодная красота оставалась при них. Они напоминали видения, порожденные запрещенным наркотиком. Они обольщали предвестием неведомого греха и омерзительной скверны. Теперь Норман догадывался, какая сила подталкивала чернокнижников к их злодействам.
   Опьянение внушило ему чувство безопасности. Оно раскололо его мозг на мельчайшие кусочки, которые не испытывали страха, ибо их нельзя было уничтожить. Ведь пуля, которая убивает человека, не в состоянии убить атомы, составляющие его тело.
   Кусочки сознания бешено кружились. Все плыло у Нормана перед глазами.
   Они с Тэнси держали друг друга в объятиях.
   - Все, что у меня, твое? - спрашивала Тэнси. - Все, что у тебя, мое?
   Вопрос показался Норману подозрительным, но в чем именно - он никак не мог сообразить. Что-то подсказывало ему, что в словах таится ловушка. Но какая? Он окончательно запутался.
   Тэнси словно читала из Библии:
   - Ты отпил из моего кубка, а я отпила из твоего...
   Затуманенному винными парами взгляду Нормана ее лицо представлялось размытым овалом, на котором сверкали бриллиантами серо-зеленые глаза.
   - Все, что у тебя, мое? Ты отдаешь его мне добровольно, не сопротивляясь?
   Ловушка, ловушка!
   Какой у нее вкрадчивый голос! Он обволакивает, увлекает, манит...
   - Все, что у тебя, мое? Скажи "да". Норм, пожалуйста.
   Ради меня.
   Конечно, он любит ее. Сильнее, чем все