о не знает своих соседей, - сказала я, - и не будет волноваться, если несколько дней никого из них не увидит.
   - Вот именно.
   Голос Эдуарда был ровен, пуст, но в нем угадывалась какая-то струйка утомленности, а сквозь нее просачивалась еще какая-то интонация.
   - Ты думаешь, что есть еще тела, которых пока не нашли, - сказала я, а не спросила.
   Он секунду помолчал, потом спросил:
   - Ты так решила по моему голосу?
   - Ага.
   - Боюсь, что мне это не нравится. Ты слишком хорошо умеешь меня читать.
   - Извини, постараюсь смирить свою интуицию.
   - Не трудись. Интуиция - это одна из вещей, которые так долго сохраняют тебе жизнь.
   - Это у тебя шуточки насчет женской интуиции?
   - Нет. Это я хочу сказать, что ты действуешь от живота, от эмоции, а не от головы. Это и сила твоя, и слабость.
   - Слишком мягкосердечна?
   - Бывает. А бывает, ты внутри такая же мертвая, как я.
   Услышав от него такую характеристику, я почти испугалась. Даже не того, что он включил меня в свою компанию, а того, что он знает: в нем что-то умерло.
   - И ты никогда не тоскуешь по утраченному? - спросила я. За всю историю нашего общения этот мой вопрос был наиболее близок к тому, что можно назвать личным.
   - Нет. А ты?
   Я на минуту задумалась, хотела было автоматически произнести "а я - да", но остановилась. Между нами всегда должна быть правда.
   - Думаю, что и я нет.
   Он издал какой-то тихий звук, почти что смех.
   - Вот это наша девушка!
   Я была и польщена, и как-то непонятно разозлилась, что он назвал меня "наша девушка". Когда не знаешь, как себя вести, займись работой.
   - Что там за монстр, Эдуард? - спросила я.
   - Понятия не имею.
   Вот тут я запнулась. Эдуард за противоестественными негодяями охотится дольше меня. Он знает монстров почти