те было не очень много вещей:
  темно-синий ковер, две темные картины, писанные маслом, на белой стене, два
  стула по одну сторону стола и один - по другую, столик для кофе, ярко-синие
  бархатные портьеры, которые обрамляли окно со слегка затемненными стеклами
  площадью в семьдесят квадратных футов, выходившее на центральную часть
  Манхэттена. Секретарь удалилась почти так же, как церковный служитель
  покидает святилище.
   - Как дела, Огден? - Даусон поднялся навстречу, протягивая руку.
   - Хорошо. Все хорошо, Леонард. Рука Даусона была твердой и сухой, рука
  Салсбери - влажной.
   - А как Мириам? - Он заметил смущение Салсбери. - Не болеет?
   - Мы развелись, - сказал Салбсери.
   - Мне очень жаль.
   Прозвучало ли в голосе Даусона неодобрение, - спрашивал себя Салсбери. Но
  что ему за дело до этого?
   - Когда вы расстались? - спросил Даусон.
   - Двадцать пять лет назад, Леонард. - Салсбери чувствовал, что он должен
  назвать Даусона по-другому, но он был полон решимости показать, что тому не
  удастся его запутать, как это было в молодости.
   - Мы давно с тобой не говорили, - сказал Даусон. - Это досадно. Мы
  столько времени провели вместе, нам есть что вспомнить.
   Они принадлежали к одной студенческой общине в Гарварде и оставались
  приятелями на протяжении нескольких лет после окончания университета.
  Салсбери