работе. Если бы ей удалось вспомнить хоть
  что-нибудь из того, что она видела, лежа в питательной ванне и наблюдая, как
  Пертос создает ее товарищей, это было бы очень кстати. Вскоре оказалось, что
  она все хорошо помнит и умеет.
   Прежде всего ей пришлось избавиться от мысли, что кукла никогда не может
  стать кукольником. Белина не была так сильно связана правилами и устойчивыми
  представлениями о жизни, как Себастьян, хотя идея оказалась слишком смелой,
  чтобы она могла воспринять ее быстро. Даже Пертос не допускал мысли о том,
  что в один прекрасный день он вознесется на небеса и станет настоящим Богом,
  решающим судьбы реальных людей, а не полубогом, властвующим над жизнью
  кукол. В сознании кукол Горн являлся предметом поклонения, и ни одно из
  синтетических созданий не могло взирать на него без страха и трепета. Для
  них это был и рай и ад одновременно. Это был конец без конца и начало без
  начала. Взяться за управление Горном казалось проявлением безрассудной
  самоуверенности, которая должна непременно привести к чудовищной катастрофе.
   Однако когда по прошествии нескольких дней у нее не возникло ничего
  другого взамен этой бредовой идеи, эта мысль стала представляться Белине
  более привлекательной и не такой уж нелепой. Постепенно она избавилась от
  суеверного страха и с увлечением начала готовиться к воплощению идеи в
  жизнь. Сама того не ведая, кукла во многом следовала заветам святого
  странника Эклезиана.
   Обнаружив, что