все еще держал грузовик в десяти
  футах над полосой прибытия.
   Если там наверху вообще кто-то есть, напомнил он себе. Он все еще не
  знал, не было ли это какой-то абсурдной неисправностью в работе фургона или
  же все это - грязная шутка какого-то незнакомца. Его жестокий образ жизни
  говорил, что скорее следует ожидать второго, а природный оптимизм
  нашептывал, что нужно надеяться на первое.
   Теперь кудахтающий звук шел со всех сторон.
   Он не обращал на него внимания.
   Он сконцентрировался на фургоне. Казалось, можно было найти способ
  добраться до него, причем верный и безопасный. Ему не хотелось прыгать. Если
  он промахнется, то упадет на дорогу, и тогда его либо разрубят на клочки
  лопасти пропеллера, либо он погибнет в яростной струе воздуха, создающей
  подушку. Даже если фургон сломался, у него должно найтись это чертово время
  для того, чтобы вывести его отсюда. Если это серьезная поломка, которую
  нельзя будет починить на ходу с помощью его инструментов, то как он сможет
  вернуться к цивилизации, чтобы добыть необходимые запчасти? Позвать на
  помощь? Но тогда его посадят в тюрьму за мародерство. Это был чудесный
  рэкет, этот город, принадлежавший ему одному, и он не стремился лишать себя
  кормушки.
   Черт бы побрал это проклятое кудахтанье!
   Из-за него да еще из-за воя двигателей было невозможно сосредоточиться.
   Он повернулся, чтобы отойти подальше от фургона, висевшего в нескольких
  футах над головой, и столкнулся