го
  дядя в своих длинных рассказах, когда, напившись, с садистским упорством
  старался добиться от юного Себастьяна эрекции.
   Ему казалось, что в театре некуда спрятать трупы, пока случайно не зашел
  в подвал. Себастьян осторожно сделал несколько шагов. Сердце стучало
  невероятно быстро. Потолочные лампы в большинстве ячеек перегорели, и треть
  помещения не освещалась. То, что можно было разглядеть, не производило
  отрадного впечатления. Хотя театр насчитывал более двухсот лет, его активно
  посещали лишь три-четыре недели в году, и подвал не считали нужным содержать
  в таком же расточительном великолепии, как верхние помещения.
   В одном месте путь почти полностью преграждала такая густая паутина, что
  Себастьян побоялся идти дальше. На паутине сидели два паука, которые быстро
  забегали взад-вперед, словно оценивая его как возможную добычу. Каждый из
  них был величиной с большой палец. То тут, то там вздымались белые
  шелковистые бугорки, из которых торчали лапки и крылышки мертвых насекомых,
  которых пауки запасли впрок.
   Себастьян постарался пробраться, не дотрагиваясь до паутины, но тут же
  подался назад, почувствовав, как нити напряглись и зазвенели. И тут же ему
  почудилось, что это Пертос попался в сеть. Но он больше не хотел иметь дело
  с призраком кукольника. С этим было покончено.
   Себастьян вернулся по лестнице в театр, нашел в комнате, где прежде
  лежали афиши, длинную палку и, вернувшись, разорвал паутину, преграждавшую
  путь.