Это была красивая Земля, восстановленная такой же чистой и нетронутой,
  как много веков назад. Высокие могучие сосны, а под ними почва, устланная
  коричневым ковром иголок. Из-за густой тени, которую отбрасывали деревья,
  под ними почти, ничего не росло. Днем над землей висело низкое, словно
  крыша, небо, и казалось, что до него можно было дотянуться рукой, а ночью
  высыпало столько звезд, сколько Себастьян не видел за всю свою жизнь. Они
  ослепляли его и на долгие часы приковывали к себе. У него деревенела шея, а
  он все смотрел на них, пока голова не падала вниз и он не погружался в
  глубокий спокойный сон.
   Иногда вскоре после этого Никто будил его и заставлял лечь в постель
  точно так же, как это делал бы Пертос. Временами Никто появлялся утром и,
  усевшись у идиота в ногах, тихо наблюдал за ним, поджидая, когда наступит
  утро и он проснется. Очнувшись, Себастьян видел его слишком большую голову,
  неправильно посаженные глаза и долго не мог сообразить, откуда явилось это
  существо. Потом медленно вспоминал. Он дал существу имя Никто, так как не
  знал, как назвать его, не мог прочесть названия на матрицах-дисках кукол и
  еще потому, что в любом случае оно было не таким, каким должно было быть.
   Иногда они завтракали, иногда нет. В своем отношении к быту Никто
  отличался такой же беспечностью, как и Себастьян, хотя его поведение не было
  следствием недостатка интеллекта. Апатия проистекала от неуверенности в
  жизни, от сознания