ета, окружавшего жилище
  Бена, как увидели Вольфа. Он, как обезумевшая мошка, метался под плоской
  крышей от одного края крыльца к другому, привлеченный двумя светящимися
  окнами, однако боялся прикоснуться к ним и вел себя тихо, если не считать
  шума, издаваемого крыльями.
   - Эй! - крикнул Никто.
   Себастьян тоже принялся кричать.
   Вольф повернулся и пронесся у них над головами так низко, как будто хотел
  напасть на Себастьяна. Проследив за ним взглядом, они увидели, как Вольф
  сделал круг и так же низко полетел назад к крыльцу, как будто тоже боялся
  ночи и тумана. На этот раз он ударился в окно, прямо в середину, разбил
  стекло и ворвался внутрь, визжа от боли и злости.
   Раздался звон осколков, упавших на деревянный пол.
   В комнате что-то зазвенело, хотя, судя по всему, не разбилось.
   Себастьян и кукла, помедлив мгновение, бросились по ступеням на крыльцо.
  Входная дверь оказалась запертой, и некоторое время они топтались там, пока
  оба разом не вспомнили о разбитом окне. Бен Самюэль отчаянно чертыхался, и
  громкие звуки его проклятий привлекли их к окну. Идиот выбил остатки стекла,
  уцелевшие вдоль рамы. К тому времени, когда он полез внутрь, старик уже не
  ругался. Он стонал...
   Звуки, издаваемые Беном, казались странными: не такие высокие и дрожащие,
  как у женщин, они были низкие и какие-то механические, как будто выдавленные
  через силу. Это был больше стон ярости, чем страха, хотя боль и испуг тоже
  слышались в нем.
   Себастьян стукнулся