го брокера нет таких обнаженных глаз. Таких ледяных и беспощадных глаз.
   - Я ждал, что ты придешь, пилигрим. Рано или поздно. - В его английском абсолютно не чувствовалось акцента.
   - Я опоздал? - полушутя спросил Вор.
   Мамулян положил карты на стол. Казалось, он отнесся к вопросу слишком серьезно.
   - Посмотрим.
   Он помолчал.
   - Ты, конечно, знаешь, что я играю с очень высокими ставками.
   - Я слышал об этом.
   - Если ты захочешь отказаться сейчас, пока мы не зашли слишком далеко, я прекрасно пойму тебя.
   Небольшая речь была произнесена без малейшей иронии.
   - Ты не хочешь, чтобы я играл?
   Мамулян крепко сжал свои тонкие, сухие губы и нахмурился.
   - Напротив, - сказал он, - я очень хочу, чтобы ты играл.
   В его голосе промелькнула - или нет? - грусть, что-то вроде сострадания. Вор не был уверен, было ли это случайной ошибкой, или элементом театральности.
   - Но я не симпатизирую... - он продолжил, - тем, кто не платит свои долги.
   - Ты имеешь в виду лейтенанта, - наугад сказал Вор.
   Мамулян уставился на него.
   - Я не знаю лейтенанта, - ровно произнес он. - Я знаю только картежников, таких, как я. Некоторые хороши, большинство - нет. Они все приходят сюда испытать характер, как и ты.
   Он вновь взял колоду карт, и она зашевелилась в его руках, как будто карты были живыми. Пятьдесят две карты порхали в неясном свете, каждая чуть-чуть отличалась от предыдущей. Они были почти неприлично красивы, их глянцевые поверхности были самой неповрежденной вещью из тех, что попадались Вору на глаза за последние месяцы.
   - Я хочу играть, - произнес он, не поддаваясь гипнотизирующим пассажам карт.
   - Тогда садись, пилигрим, - сказал Мамулян, как будто вопрос и не возникал.
   Почти беззвучно женщина поставила кресло сзади него. Опустившись в кресло. Вор встретил пристальный взгляд Мамуляна. Было ли в этих