ало заключенных, возносивших ночами молитвы, чтобы его стерло в порошок. Сегодня он был не один за покрытым пластиком столом.
   - Садитесь, Штраусс.
   Марти мельком взглянул на коллегу Сомервиля. Это был не тюремщик. Его одежда отличалась слишком большим вкусом, и его ногти были слишком хорошо отполированы. Он выглядел чуть старше среднего возраста, крепко сбитый, с носом, слегка скошенным, как будто его когда-то сломали и затем не слишком хорошо восстановили. Сомервиль начал с представления:
   - Штраусс. Это мистер Той...
   - Привет, - сказал Марти.
   Загорелая физиономия повернулась к нему, пристальный взгляд, был откровенно оценивающим.
   - Очень рад познакомиться, - произнес Той.
   Его испытующие глаза выражали больше, чем простое любопытство. "Хотя на что, - подумал Марти, - тут было смотреть?" Человек со следами, оставленными временем на руках и на лице: тело, ставшее вялым из-за слишком плохой пищи и отсутствия тренировок; усы, выглядевшие неуместно ухоженными; тоскливо смотрящие глаза. Марти знал каждую унылую деталь своего облика. Он не стоил повторного долгого взгляда. И все же голубые глаза уставились на него почти в восхищении.
   - Я думаю, нам стоит перейти прямо к делу, - обратился Той к Сомервилю. Он положил ладони на стол. - Как много вы сказали мистеру Штрауссу?
   Мистер Штраусс. Приставка почти забытой вежливости.
   - Я ничего ему не говорил, - ответил Сомервиль.
   - Тогда приступим с самого начала, - сказал Той. Он откинулся назад в кресле, все еще держа руки на столе.
   - Как вам будет угодно, - произнес Сомервиль, явно готовясь к значительной речи.
   - Мистер Той... - начал он, но не смог продвинуться дальше, пока его гость не перебил его.
   - Вы позволите? - сказал Той, - Возможно я смогу лучше обрисовать ситуацию.
   - Как вам будет угодно, - сказал Сомервиль. Он полез в карман за сигаретой, едва скрывая