р, - а милый
  старикашечка наваливается на рычаг выходной двери, воображая, будто идет в
  туалет, тогда как мы летим на высоте двадцать восемь тысяч футов над
  бассейном Амазонки. Я кидаюсь к нему со всех ног и ласково препровождаю в
  нужное ему место. Потом он выходит, глазеет на дверь, на рычаг, широко
  раскрывает глаза и падает замертво. Пассажиры мне помогли усадить его на
  место, я сую ему нюхательную соль, объясняю устройство дверей, закрытых под
  давлением настолько плотно, что их и десять мужчин не откроют. А он все
  трясет головой и бормочет: "О Боже милостивый!"
   Пусс появилась точно вовремя в просторном белом шерстяном платье, с
  мокрыми рыжими волосами, неся полчашки кофе - остатки сваренной мной во
  время ее пребывания в душе порции. Она заключила крошку Барни в широкие
  белые шерстяные объятия, стиснула, чмокнула в щеку и назвала куколкой. Мы
  вышли в кормовую дверь, помахали им, посмотрели, как они сели в машину и
  уехали.
   - Милые ребята, - сказала Пусс. - Для такого старого пляжного оболтуса с
  дурным вкусом ты знаешь кучу милых ребят. Меня, например. Я настолько мила,
  что оставила прямо возле постели наш кофе и свои сигареты. - Она подошла к
  телефону и отключила его. Нахмурилась у проигрывателя, задумчиво выбирая
  пластинки, засучив при этом рукава, так что я видел ее выбор: гитарист
  Джордж Ван Эпс и квартет "Модерн джаз" в Карнеги-Холл. Взял у нее обе
  пластинки, поставил в автомат, отрегулировал