шего на мелководье. Грузоподъемника не было.
   Я пришвартовался, мы сошли на берег. Поблизости от городов все старые
  американские шоссе бегут мимо рухнувших предприятий. Конец мечте. Памятки
  разбитой семейной жизни можно держать в паре картонных коробок на полке в
  гараже. Сломанные судьбы можно аккуратно упрятать в могилы, в тюрьмы, в
  психушки. Но погибшие мелкие предприятия остаются на месте, безобразные",
  загнивающие, с торчащими из сорняков сделанными в последней конвульсивной
  попытке выцветшими и изорванными отчаянными объявлениями о продаже. Каждое
  предприятие было связано с грандиозной мечтой - эффектное открытие, в
  последний раз стерты пылинки, последние приготовления, можно распахивать
  двери. "Мы сделаем крупное дело, милая. По-настоящему крупное". Потом
  мало-помалу приходят сомнения, недоумение, смертельная безнадежность. "Так
  мы собирались сделать по-настоящему крупное дело? Ха!"
   Кругом стояла тишина. Река несла едкие воды. Шуршали под бризом сухие
  листья. Поскрипывала вывеска.
   Исчезли даже два бензонасоса. Я пошел к складу. Инструментов не
  оказалось. Мы задавали друг другу вопросы тихими похоронными голосами. На
  здании пристани красовался новенький сверкающий засов и висячий замок вместе
  с отпечатанным уведомлением департамента окружного шерифа. Еще одно висело
  на столе офиса мотеля. Никаких записок, сообщающих, как связаться с
  Бэнноном, я нигде не нашел.
   - Что теперь? - спросила Пусс.