лучится, - сказал заместитель директора. - Будь
  любезен, сядь-ка, и пока мы будем обсуждать этот вопрос, я бы посоветовал
  тебе самому не злоупотреблять словом "врешь".
   От досады Паркленд изо всей силы ударил кулаком по столу.
   - Я же сказал, что ничего я не вкручиваю, и так оно и есть. Да и сам
  парень не обратил бы на это внимания, если бы вокруг не подняли шум.
   - Он, во всяком случае, говорит другое, - вставил Иллас.
   - Сейчас, может, и говорит. - Паркленд повернулся к Залески. - Послушай,
  Мэтт, этот парень - еще совсем ребенок. Чернокожий мальчишка лет семнадцати.
  Я против него ничего не имею: работает он, правда, медленно, но с делом
  справляется. У меня братишка ему ровесник. Я, когда прихожу домой, всегда
  спрашиваю: "А где сопляк?" Никому и в голову не приходит на это обижаться.
  Да и тут все было бы в порядке, не вмешайся тот, другой - Ньюкерк.
   - Значит, ты все же признаешь, что употребил слово "сопляк"?
   - О'кей, о'кей, употребил, - устало сказал Мэтт Залески. - Давайте все
  признаем, что так.
   Залески старался сдерживаться, как делал всегда, когда на заводе
  возникали расовые конфликты. Сам он терпеть не мог "черномазых" - эти
  предубеждения привила ему жизнь в густо населенном поляками пригороде
  Уайандотта, где он родился. Там поляки смотрели на негров с презрением,
  считая их людьми ненадежными, и все беспорядки приписывали им. Черные, в
  свою очередь, ненавидели поляков, и эта застарелая вражда чувствовалась