сей день в Детройте. Однако Залески вынужден был подавлять свои инстинкты:
  когда ты командуешь таким заводом, где полно цветных, нельзя выставлять
  напоказ свои чувства - во всяком случае, часто. Как раз сейчас, после
  последних слов Илласа, Мэтту Залески очень хотелось сказать: "Ну и что, если
  он назвал его сопляком? Ну что тут такого особенного? Раз мастер сказал,
  значит, паршивец должен был вернуться на место". Но Залески понимал, что,
  скажи он такое, его слова будут тут же повторены и шум поднимется еще
  больший.
   И поэтому он лишь буркнул:
   - Важно то, что произошло потом.
   - Видишь ли, - сказал Паркленд, - мне и в голову не приходило, что до
  такого может дойти. Мы ведь почти вернули того парня на место, когда
  появился этот тяжеловес - Ньюкерк.
   - Он тоже наш черный собрат, - вставил Иллас.
   - Ньюкерк работал много дальше на конвейере. Он даже и не слышал ничего -
  кто-то рассказал ему. Он подошел, обозвал меня расистской свиньей и дал
  затрещину. - Мастер дотронулся до кровоподтека на щеке, которая за то время,
  что он находился в конторке, заметно распухла.
   - А ты его ударил в ответ? - резко спросил Залески.
   - Нет.
   - Хорошо, что у тебя хоть на это ума хватило.
   - Хватило, хватило, - сказал Паркленд. - Я уволил Ньюкерка. Тут же, на
  месте. Поднять руку на мастера - такое еще никому не сходило.
   - Ну, это как сказать, - вмешался Иллас. - Тут многое зависит от
  обстоятельств. А если человека спровоцировали?