таив дыхание, не стоит и не
  дожидается.
   - Если бы ты в свое время хоть немножечко затаил дыхание и подумал, мы б
  сейчас не распутывали всей этой истории! - обрезал его Мэтт Залески.
   - Неужели ты хочешь сказать, что примешь эти его требования? - зло ткнув
  в сторону Илласа, спросил мастер.
   - Я пока еще ничего не сказал. Я пытаюсь разобраться, а для этого мне
  нужна дополнительная информация. - Залески протянул руку и, загородив
  телефон, чтобы он не был виден двум его собеседникам, набрал номер.
   Когда в трубке послышался нужный ему голос, Залески спросил:
   - Как дела там у вас, внизу?
   - Мэтт? - тихо переспросил голос.
   - Угу...
   Помимо голоса, до Залески отчетливо доносился шумовой фон - какофония
  звуков в цеху. Он всегда поражался, как могут люди целый день существовать в
  таком грохоте. Он ведь стоял в свое время у конвейера, прежде чем перейти в
  защищенную от шума конторку, но так и не смог привыкнуть к этому аду.
   - Положение прескверное, Мэтт, - сообщил его информатор.
   - А что такое?
   - Смутьяны совсем разгулялись. Только, пожалуйста, не ссылайся на меня.
   - Я никогда этого не делаю, - сказал Залески. - И ты это знаешь.
   Он слегка повернулся в кресле и увидел, что оба собеседника внимательно
  следят за выражением его лица. Они, конечно, могут догадаться, хотя никогда
  не узнают наверняка, что он разговаривал с черным мастером, Стэном
  Лэтраппом, одним из полудюжины людей на заводе, которых Мэтт Залески больше
  всего уважал.