ое-то мгновение слова Паркленда насчет трусости больно уязвили
  Залески. Ему хотелось крикнуть, что Фрэнку Паркленду было всего десять лет и
  он был сопливым мальчишкой, когда он, Мэтт Залески, уже летал на
  бомбардировщиках над Европой, никогда не зная, в какую минуту его может
  прострочить зенитным огнем, - пуля прошьет фюзеляж, затем войдет ему в
  живот, или в лицо, или в бедра - и их "Б-17-Ф" камнем полетит вниз с высоты
  двадцати пяти тысяч футов и, подобно многим машинам Восьмой воздушной армии,
  сгорит на глазах у товарищей... "Так что дважды подумай, сынок, кого ты
  обзываешь трусом, и запомни, что это я, а не ты, отвечаю за работу завода,
  независимо от того, сколько я при этом глотаю желчи!.." Но ничего этого
  Залески не сказал, понимая: то, о чем он подумал, было давно и уже не имеет
  никакого отношения к настоящему, идеи и шкала ценностей изменились, встали
  на голову; а потом трусость - она ведь бывает разная, и, возможно, Фрэнк
  Паркленд прав или хотя бы частично прав. И, недовольный собой, Залески
  сказал собеседникам:
   - Пошли вниз, утрясем это дело.
   Они вышли из конторки: впереди - Залески, за ним - профсоюзный босс и
  позади - мрачный, злой Фрэнк Паркленд. Как только они ступили на
  металлическую лестницу, которая вела с антресолей вниз, в цех, грохот завода
  оглушающим водопадом обрушился на них.
   Лестница обрывалась в том месте, где отдельные узлы приваривались к раме,
  на которой монтируется готовый автомобиль.