сь стоял такой звон, что
  людям, работавшим в нескольких футах друг от друга, приходилось кричать,
  чтобы объясниться. Вокруг них - вверх и по сторонам - фейерверком
  разлетались бело-синие искры. В стрекот сварочных агрегатов и пневматических
  молотков то и дело врывался свист сжатого воздуха, этой животворной крови
  силовых механизмов. И в центре всей этой суеты, словно божество, требующее
  поклонения, - безостановочно, дюйм за дюймом, продвигался конвейер.
   Троица шла вдоль конвейера - профсоюзный босс нагнал Мэтта Залески и
  зашагал рядом с ним. Они продвигались быстрее конвейера и теперь шли мимо
  уже почти готовых машин. Здесь на каждом шасси был установлен силовой
  агрегат, шасси скользило дальше, и там на него опускался кузов машины, -
  сборщики говорят в таких случаях:
   "Ну, спарились!" Мэтт Залески наметанным глазом окинул конвейер,
  проверяя, как идут основные моменты операции.
   Залески, Иллас и Паркленд шли дальше. Рабочие при их приближении
  поднимали голову или поворачивались и смотрели на них. Некоторые
  здоровались, но таких было немного, и Залески отметил, что большинство
  рабочих - как белые, так и черные - настроены мрачно. В воздухе
  чувствовалось напряжение, атмосфера была накалена. Так бывает на заводах -
  иногда без всяких оснований, а иногда по какой-нибудь совсем несущественной
  причине, словно взрыв где-то назревает и достаточно маленькой трещинки,
  чтобы пар вырвался наружу.