ась у него непроизвольно в ситуациях определенного рода. Ей, когда
  она лежала на кровати с поднятыми руками и в бикини, усмешка казалась
  определенно глупой. Даже.., дебильной. Он совсем не походил на плейбоев из
  мужских журналов, которых он обожал в своей затянувшейся девственности: он
  превратился в адвоката с румяным и слишком большим лицом под начесом, ничуть
  не скрывающим неизбежное появление лысины в ближайшем будущем. А сейчас к
  тому же он выглядел как дебил с напряженным пенисом, вздымающим шорты. Не
  слишком заметным к тому же...
   Хотя величина, собственно, не была главным фактором. Больше всего
  раздражала его ухмылка. В ней не появилось ничего человеческого, а это
  значило, что Джералд не воспринимал ее просьбы и протесты всерьез. Она
  должна была протестовать; таковы были, по его мнению, условия игры.
   - Джералд, ну прошу тебя!
   Ухмылка стала шире. Открылись еще несколько зубов, а КИ упал еще на
  десять пунктов. И он по-прежнему ее не слышал.
   Не слышал - она была уверена в этом. Джесси пока не могла прочесть его,
  как книгу, - она полагала, что для этого требовалось больше семнадцати лет
  супружеской жизни, - но часто очень ясно представляла, какие мысли бродят в
  его голове. И если бы она не умела это делать, многое в их супружеской жизни
  пошло бы наперекосяк.
   "Но почему же он совсем не понимает тебя? Как он не понимает, что всему
  есть предел?"
   Джесси испытывала странное раздражение. В ней всегда звучали какие-то
  голоса