проблесков
  человеческих чувств с недоумением, которое постепенно сменял ужас. Внутри
  нее как бы вспыхнул яркий свет, и картина, им освещенная, была гораздо
  страшнее этой глупой игры, в которую они играли в летнем коттедже у озера,
  когда лето уже окончилось, спряталось где-то до следующего года...
   Но эти мысли не мешали ей слушать. Вот птица заверещала вдалеке и, судя
  по звуку, полетела: возможно, до нее было больше мили. Слышался шум
  работающей бензопилы в дальнем лесу. Ближе к озеру Кашвакамак гагара
  прокричала звонко и протяжно в голубое октябрьское небо перед отлетом на юг.
  Еще ближе, где-то тут, на северном берегу, залаяла собака. Этот резкий,
  прерывистый звук показался Джесси приятным. Значит, кто-то еще здесь, рядом,
  несмотря на октябрь. И этот дверной стук и скрип, протяжный, как слова в
  беззубом рту; Джесси почувствовала, что если это будет продолжаться долго,
  она сойдет с ума.
   Джералд, голый, но в очках, на коленях полз к ней по кровати. Его зрачки
  блестели.
   У нее мелькнула мысль, что именно из-за этого блеска глаз она продолжала
  игру так долго, хотя первоначальное любопытство давно иссякло. Долгие годы
  прошли с тех пор, как она в последний раз видела этот блеск в глазах
  Джералда, когда он смотрел на нее. Джесси неплохо выглядела. Она умела
  держать вес и сохранила фигуру, однако его интерес к жене все равно
  улетучился. Что там говорится в старых притчах о привычке, которая порождает
  презрение? Это не относится