веревочку клапана следо-
  вало собеседнику капитана. Самолюбие не позволяло ему начать разряжаться
  по собственной инициативе. Догадаться о том, что его мучило, не состав-
  ляло труда, и я решился.
   Тоном непринужденного собеседника я начал:
   - Как с теми радиограммами, что мы слали в Лондон? Ответ пришел?
   - Десять минут назад, - он повернулся лениво, будто суть дела уже вы-
  летела у него из головы, но багровый оттенок лица его выдавал. - Они от-
  шили меня, мистер, вот что они сделали. Меня отшили. Моя собственная
  компания. И министерство транспорта. Распорядились забыть об этом, сооб-
  щили, что мои протесты выходят за всякие рамки, предупредили о возможных
  последствиях отказа от сотрудничества с соответствующими властями. Какие
  там еще, к черту, соответствующие власти? Меня! Моя собственная компа-
  ния! Тридцать пять лет я проплавал на кораблях "Голубой почты", а те-
  перь...
   Кулаки у него сжались. Его душил гнев. Повисла зловещая тишина.
   - Не иначе, на них кто-то нажал, - пробормотал я.
   - Конечно, мистер, конечно, - голубые глаза стали совсем ледяными, он
  сжал поручень с такой силой, что побелели пальцы. Буллен был капитаном,
  но не только капитаном. Он был коммодором флота "Голубой почты". Даже
  члены совета директоров ходили перед ним на цыпочках. Пусть это преуве-
  личение, но во всяком случае как с мальчиком на побегушках не обраща-
  лись.
   - Если мне когда-нибудь доведется добраться до доктора Слингсби Кэро-
  лайна, я сверну его проклятую