без
  всяких сновидений забывшегося в зимней спячке. Дочери лежали спиной к нему и
  выглядели особенно хрупкими и нежными в первых лучах света, пробивавшегося
  из-за штор. Такие тоненькие и красивые, носики, как хрупкое кружево, губки,
  как конфетки, дыхание тихое и ровное. Бет улыбнулась: легко любить своих
  дочерей в такие моменты, как сейчас, когда они мирно посапывают рядом, а не
  тогда, когда напоминают диких кошек. Эти трое единственные в мире, о которых
  она так заботилась! Это ЕЕ семья, ЕЕ семья. Ну хватит! Она заспешила в
  ванную, выдавила на зубную щетку пасту "Крест", почистила зубы. Теперь вниз
  - готовить завтрак.
   Бет обошла дом, поднимая шторы. Утренний свет только-только пробивался
  над верхушками деревьев. А снег продолжал падать, его легкие хлопья, еще не
  изгаженные людьми, лежали ровным слоем. Может быть, Иисус действительно
  любит их? Словно только что созданный, мир сверкал белизной, куда ни
  посмотри. Он казался огромным - за ночь исчезли все облака. Стоя у раковины,
  из окна кухни Бет могла видеть белые крыши домов Беркиттсвилла, белые
  прямоугольники на фоне белого снега, окунавшего деревья. А позади были горы.
   Может быть, для кого-то это были и не горы, а просто цепь больших холмов
  Блю Ридж, но для Бет, родившейся и выросшей во Флориде, это были настоящие
  горы, громадный хребет, поросший соснами и возвышающийся над городом на
  добрых две тысячи футов. Она знала, что в 30-х годах там добывали