ылась, и перед нами предстал Уилкинс -- ни дать ни
  взять редактор отдела писем "На склоне лет", облаченный в синюю рубаху с
  красными нарукавниками; зеленый солнцезащитный козырек был сдвинут на лоб. В
  заляпанной чернилами руке Уилкинс держал древнюю самописку. Посмотрев на
  меня, потом на мистера Гранта, на его вилку, на его креветку и, наконец,
  опять на меня, он спросил:
   -- Хм?
   -- Извините, сэр, -- сказал я. -- Не заходил ли к вам нынче пополудни
  человек по имени Клиффорд?
   -- Ваш сосед по комнате, -- Уилкинс ткнул в мою сторону самопиской. --
  Занял у меня семь долларов.
   Мистер Грант застонал. Мы с Уилкинсом, как один, взглянули на его
  креветку, словно стенания исходили от нее. Я сказал:
   -- Сэр, этот Клиффорд, или как там его, никогда не был моим соседом по
  комнате.
   -- Хм?
   -- Он мошенник, сэр.
   -- Хм? -- Уилкинс прищурился, словно смотрел не на меня, а обозревал
  залитое полуденным солнцем техасское раздолье.
   -- Мошенник, -- повторил я. -- Кидала. От слова "кидать", или
  обманывать. Это разновидность жулика.
   -- Жулика?
   -- Да, сэр. Кидала -- это человек, который умеет убедительно врать, и в
  награду за такое умение вы отдаете ему свои денежки.
   Уилкинс задрал голову и уставился в потолок, словно хотел проникнуть
  взором в мое жилище и убедиться, что по нему не расхаживает Клиффорд в
  рубахе с коротким рукавом, тихо и безмятежно