ать один год. Я... все... ага, пошло! Так вот, теперь я ее завершил.
   С этими словами Уилкинс поднял крышку чемодана и взглянул на меня, как
  джинн, вручающий Аладдину сокровище.
   Сокровище? Чемодан был набит бумагой для пишущих машин. Целых шесть
  стопок. Верхние листы каждой стопы (подозреваю, что и все остальные тоже)
  были сплошь покрыты мелкими, но четкими закорючками. Темно-синие чернила
  имели тот же оттенок, что и пятна на правой руке Уилкинса.
   -- Что это? -- спросил я.
   -- Моя книга, -- с благоговением отвечал писатель, похлопывая ладонью
  по ближайшей стопе. -- Вот она...
   -- Ваша книга? -- Меня внезапно охватил какой-то странный страх. -- Вы
  хотите сказать, ваше жизнеописание?
   -- Нет, нет, какое там жизнеописание! Мой послужной список не тянет на
  книгу. Нет, нет, только не это. У меня была не служба, а так, легкая
  прогулка, -- он с обожанием оглядел стопки. -- Нет, это не документалистика.
  Но, разумеется, в основу положены действительные события. Естественно.
  Действительные события.
   -- Стало быть, это роман? -- спросил я.
   -- В известном смысле. В некотором роде. Но исторический материал
  изложен точно, -- он прищурился и взглянул на меня, словно хотел показать,
  какой у него может быть верный глаз. -- До мельчайших подробностей.
  Сведения, которые почти невозможно раздобыть, собраны и приведены здесь с
  великой достоверностью. Я изучал эпоху