щихся томагавками на огромной высоте без всякой
  страховки.
   Примерно через час Пилгрим снисходительно заметил:
   - Неплохо, совсем неплохо. А сейчас должна подойти очередь нашей
  звезды.
   Погас свет, оркестр выдал барабанную дробь, затем свет снова зажегся.
  Высоко на площадке трапеции, освещенные направленными на них прожекторами,
  находились трое мужчин, облаченных в сверкающие костюмы. В центре стоял
  Бруно. Без своего халата он выглядел необычайно эффектно. Широкоплечий,
  мускулистый, настоящий атлет, каким он и должен был быть. Двое других
  внешне уступали ему. Глаза всех троих были завязаны. Смолкла музыка и
  зрители с замиранием сердца следили, как все трое натягивают поверх
  повязок еще и капюшоны.
   - Я бы предпочел быть внизу, - заметил Пилгрим.
   - И я тоже. Даже смотреть страшно.
   Но они просмотрели все выступление "Слепых орлов", как они под
  барабанный бой летали с трапеции на трапецию, не видя ее раскачивания, и
  не зная, где кто из них находится. Номер продолжался четыре минуты в
  полной тишине, после чего свет вновь ненадолго погас, и весь зал вскочил
  на ноги, топая, вопя и крича.
   - Что известно о его братьях? - осведомился Пилгрим.
   - То, что их имена Владимир и Иоффе. И это все. Но я полагаю, что
  наша работа будет для одного человека.
   - Да, это так. А у Бруно имеются какие-нибудь мотивы согласиться?
   - Как и у любого человека.